Мы не знаем еще их имен, не знаем их лиц, не знаем, как они жили. Но мы знаем, как они умерли. Честно - славной смертью - все восемь... В предутреннем сумраке 8 сентября их повесили - одного за другим - в ограде екатеринославской тюрьмы*147.
В год революции они стояли в первых рядах. Они руководили екатеринославским отрядом великой стачки, которая загнала правящую шайку в тупик и выгнала холодный пот предсмертного ужаса на самодержавнейшем лбу.
Но - горе побежденным!
...Там, рядом с ними, были другие - те, что в период восстания боролись, как герои, а, попав в тюрьму и под суд, утратили мужество, пали ниц, служили молебны и посылали царю телеграммы, пресмыкались во прахе под пятою победителя. И им оставили их жизнь, наложив на нее клеймо отступничества.
Но эти восемь обреченных смерти не дрогнули. В тюрьме они остались теми же, что были на воле; в 1909 г. - такими же, как в 1905 г.: революционерами, борцами - до конца! И палач задушил их в присутствии прокурора, врача и попа - в предутреннем сумраке 8 сентября - за то, что не согласились оплевать свое прошлое, за то, что сказали: лучше потерять голову, чем покрыть ее позором.
Их повесили. И в тот день, когда эта весть облетела Россию, рабочие с тысячекратной болью почувствовали нынешнюю разрозненность и слабость свою. Социал-демократия не в силах была ни предотвратить страшную вивисекцию на своем теле, ни поднять на ноги сотни тысяч протестантов. Молчала партия, точно охваченная страшным параличом... И через тюремные стены не долетел к ним голос масс в тот час, как они испускали свой дух.
С ужасающим запозданием откликнется наша нелегальная пресса на подлое, трусливо-рассчитанное убийство восьми. А владеющая полем либеральная печать притаилась и молчит - из трусости или по расчету. Она, которая цепляется за лоскуты манифеста 17 октября, не нашла мужественного слова над могилой тех, которым этот манифест обязан своим бытием. В атмосфере подлости, молчания и оцепенения - лицом к лицу с пьяным от победы врагом - герои без имени встретили смерть.
Их нет, и нам не вернуть их к жизни. Их нет, их нет - погибли! - и матери и жены не разыщут даже их могил...
Но не забудем. Еще неведомые, но уже дорогие нам имена мы соберем и впишем в книгу вечного живота. Не забудем. И не успокоимся, доколе не воздадим. За работой и в часы отдыха будем говорить друг другу: "Помни, брат: еще восемь павших!" О, как безмерно длинен список неотомщенных...
Но настанет день, и придет час. И красная заря поднимется над нашей землею. В громах и молниях родится день расплаты!..
"Правда" N 5,
3 октября (20 сентября) 1909 г.
*147 Более подробные сведения о казни 8-ми екатеринославских революционеров мы находим в заметке: "Чем ночь темней...", помещенной в "Голосе Социал-демократа" за август-сентябрь 1909 г. Ниже мы приводим отрывок из этой заметки:
"8 сентября в Екатеринославе казнены восемь участников декабрьской всеобщей забастовки, обвинявшихся вместе со многими другими в "захвате Екатерининской дороги". Их имена: П. Бабич, А. Ващаев, В. Григорощенко, А. Зубарев, И. Митусов, Г. Ткаченко-Петренко, В. Шмуйлович, А. Щербаков.
При министерстве Дурново они были арестованы для предания военному суду; при министерстве Горемыкина их освободили за отсутствием данных для обвинения по 101 ст. Министерство Столыпина исправило этот "промах" и добилось после трех лет от военного суда приговора, которым 32 человека присуждались к смерти, а многие десятки к каторге.
Это было в ноябре прошлого года. Екатеринославские депутаты-октябристы взялись "ходатайствовать" о смягчении участи осужденных. Результатом этого шага было предложение осужденным купить жизнь ценою выражения раскаяния и устройства патриотической манифестации. 6 декабря 1908 г. несколько десятков из числа осужденных послали требовавшуюся от них телеграмму. Они отрекались от своих "заблуждений" и приветствовали Николая Романова. В этот день последний мог чувствовать себя действительным "именинником": побежденные революционеры "скопом" пресмыкались перед ним. В том числе - 24 из приговоренных к смерти...
Восемь отказались, устояли перед этой волной коллективного малодушия. Восемь героев не склонили своих голов и остались верны долгу до конца.
Еще девять месяцев длилась для них пытка ожидания. Все не могли удосужиться повесить этих восемь человек. И только, когда телеграф разнес по всему миру известие о том, что Столыпин приказал "ввиду успокоения" вешать отныне лишь "в крайних случаях" - тогда лишь наступил момент для казни".