/* См. книгу Бердяева о Н. К. Михайловском, предисловие к ней Струве и N 6 "Мира Божьего". Ред.
Взволнованные журналы бьют тревогу; в передовой русской печати раздался призыв омыть в освежающей метафизической воде смертные грехи позитивизма, релятивизма и реализма. Призыв этот принимает тем более экстренный характер, что молодая русская мысль до сих пор почти не знала метафизического пленения.
Мы не забывали, конечно, что у нас имеются метафизики-профессионалисты на профессорском жаловании, метафизики-профессионалисты без жалованья, метафизики-дилетанты, и считали это "в порядке вещей", ибо в культурном обществе по штатам полагаются не только "лицемеры, доносчики и прелюбодеи", как говорил сатирик, но и многое другое, между прочим и метафизики. Но если мы признавали законность их существования, то это нисколько не побуждало нас считаться с ними и даже читать их.
Метафизическая мысль совершала свои скромные отправления на страницах "Вопросов философии", да еще безвредными фонтанами била на заседаниях философических обществ, - но волновать сердца ей не было дано. Существует даже мнение, несколько, впрочем, легкомысленное, будто "Вопросы философии" издаются именно для того, чтобы их никто не читал. Метафизические труды Чичерина*131, Козлова*132, Вл. Соловьева считаются, может быть, и очень умными, но решительно никому и ни на что ненужными. Последнее обстоятельство даже окружает их некоторым своеобразным ореолом.
В настоящее время такое отношение "посторонних людей" к метафизическим проблемам может показаться поколебленным.
Г-н Струве настойчиво приглашает авангард русской мысли к "метафизическому творчеству". Его подголосок, г. Бердяев*133, объявляет решительную борьбу за идеализм. "Мир Божий", усердно служивший насаждению реалистического "самообразования", делает - в лице названных писателей - решительную попытку освободиться от "исторического недоразумения" и поднять на недосягаемую высоту идеалистическое знамя, колеблемое всеми метафизическими ветрами...
И вот взволнованные журналы бьют по этому поводу тревогу.
Заслуживает ли, однако, указанное явление столь усиленного внимания? Не думаем. В настоящее время еще совершенно не видно, чтобы за чисто личной идейной эволюцией г. Струве скрывалось явление общественного смысла. Может быть, нечто подобное и определится в будущем, - решать категорически не отваживаемся, - пока же для нас ясно одно: голосу г. Струве сообщает вес отнюдь не его еще не определившееся "метафизическое творчество"; равным образом, если "Борьба за идеализм" г. Бердяева не оказалась похороненной в метафизическом склепе "Вопросов философии" рядом с "Существом идеализма" Б. Н. Чичерина и "Защитой идеализма" С. Н. Трубецкого*134, то в значительной мере благодаря нарочитому покровительству г. Струве...
Во всяком случае наше скептическое сердце, покрытое неподатливой реалистической корою, пока ни на йоту не участило темпа своих биений ввиду надвигающихся метафизических "туч" (термин г. Струве). А из грозных туч, с помощью бога и законов природы, прольется самая безобидная вода!
Но, оставляя в стороне размеры явления, его видовые особенности и степень внушаемых им надежд или опасений, не лишне будет сказать несколько слов об его общей, родовой социально-психологической природе.
Установление абсолютных критериев истины, справедливости, красоты, словом, смысла жизни, через посредство метафизики (трансцендентального и трансцендентного сознания) есть одна из тех заманчивых, обольстительных, чарующих иллюзий, от которых труднее всего отказаться обобщающему мышлению.
Объективно установленный, вневременный и внепространственный, общеобязательный смысл жизни есть уродливо-увеличенное отражение временных, преходящих состояний социально-исторического сознания.
В этом отношении метафизика, эта теология без бога, разделяет судьбу мистической мысли, которая тоже переносит землю на небеса, но путем более грубых приемов. Два примера. Некий средневековый аббат монастыря St. Germain des Pres говорит в своей богословской поэме о турнире между Христом и антихристом; турнир происходит у него при обычной обстановке рыцарских поединков; соперники выезжают на лошадях при звуках труб и крушат копья; среди зрителей присутствуют матерь божия и другие святые жены, в качестве "дам".
Совсем иначе рисовались небесные сферы плоской фантазии какого-нибудь немецкого Kleinburger'a (мелкого буржуа) "доброго старого времени". Он делает из небес прекрасную церковь, с прекрасной музыкой, со стульями для простого народа, с партером и хорами для благородных. Он снабжает ее извне и изнутри всем количеством великолепия, какое имеется в узких арсеналах филистерского воображения. Райские блаженства он себе представляет не иначе как в форме мещанского бала или Kiremes'a (престольного праздника). (См. у Шлоссера. Die Geschichte des achtzehnten Jahrhunderts.)
Таким образом, небеса представляются ему расширенным и улучшенным изданием его мастерской, его лавки, его спальни, его магистрата, его приходской церкви...
Увы! То же самое повторяется с метафизическими "небесами".
Недисциплинированная психика "гипостазирует" текучие земные явления и отношения, превращает их в абсолютные категории, неизменные, наперекор все изменяющему времени, не стареющиеся и не устающие на своих ответственных постах - верховных блюстителей морали, познания, права, эстетики и пр.
Создав ту или иную проекцию земных отношений на метафизическом экране, мысль старательно стирает все те вспомогательные линии, которые соединяют грубый земной оригинал с его деликатным небесным изображением, тщательно вытравляет в претенциозной копии временный и местный "колорит", словом, заметает собственные следы и стремится раз навсегда, in saecula saeculorum (во веки веков), закрепить на экране эту "подчищенную" проекцию, как звездную карту человеческой жизни; как неизменный "Бедекер"* интеллектуального, морального и эстетического сознания.
/* Распространенный путеводитель. Ред.
Но - увы! - в глубине глубин социального бытия идет безостановочная стихийная работа разрушительного созидания и созидательного разрушения, очертания земных дел и отношений нарушаются, комбинируются новые общественные формы, а недисциплинированное сознание опять торопится дать уродливо-преувеличенную проекцию новой картины общественной жизни и для этого торопливо соскабливает следы прежних начертаний с метафизического экрана.
Индивидуалисты-моралисты реалистического типа, предлагая человечеству свои системы правды, смысла жизни, не стирают со своих построений клейма их субъективного происхождения: их системы не могут, значит, никого ввести в соблазн, так как они провозглашаются и остаются построениями той или иной личности, достигшей известной высоты "умственного и нравственного развития". Единственная поддержка таким системам - в степени морального, интеллектуального, эстетического и пр. развития их творца; другими словами: подобные системы становятся для нас обязательными, если мы одной "степени развития" с автором системы, т.-е. принадлежим к одной с ним социально-исторической формации.
В таком случае, та или иная субъективная оценка, не имеющая никакого отношения к науке (вернее, входящая в нее как голый факт, как булыжник "входит" в минералогию), может иметь значение в общественно-партийной практике.
Г-н Бердяев (как и г. Струве) считает работу по составлению этического прейскуранта к наследию веков нерациональной, вытекающей из филистерского стремления навязать космосу тенденции собственного "кусочка мозга".
Что же делает он сам? Он совершает ту же "филистерскую" работу, объявив лишь заранее, что в его голове помещается не просто "кусочек мозга", но чистый кристалл трансцендентального сознания. Такая "диверсия" имеет то удобство, что, нимало не стесняя личного произвола, она всецело освобождает от личной ответственности.
Он проецирует свою личную моральную оценку на безличном полотне "трансцендентального этического сознания" и рекомендует себя при этом не как действующего за свой собственный счет и страх оценщика социально-исторической рухляди, а как простого послушника в храме объективной истины; тщательно уничтожив леса, при помощи которых он взбирался на метафизические высоты, он укрывается со своими субъективными суждениями и оценками за ширмы "трансцендентального сознания".
Реалистическое "умонастроение", тенденции которого прочны в русском интеллигентном человеке, к какому бы "поколению" он ни принадлежал, не примирится с такой наивной фикцией, а бедная реальная жизнь не станет ни на йоту осмысленнее от этих метафизических потуг, запоздавших на много десятилетий...
Итак, что же это за теоретическое здание, которое гг. Струве и Бердяев пытаются воздвигнуть на головокружительной высоте?
Г-н Бердяев уверяет, что это будет чудный "воздушный замок", стройная "башня" на каменном фундаменте.
Но полно, башня ли? Не окажется ли это "здание" просто старой, продырявленной метафизической... скворешницей, которую, за негодностью, покинули даже легкомысленные скворцы и в которую вряд ли удастся заманить мудрую сову Минервы.
"Восточное Обозрение" N 189,
25 августа 1901 г.
*131 Чичерин, Борис Николаевич (1828 - 1903) - юрист и философ, профессор государственного права Московского университета. В своих многочисленных работах старался обосновать идею права на принципе свободы и самодеятельности личности. Философские воззрения Чичерина изложены в трудах: "Положительная философия и единство науки" и "Основания логики и метафизики". В этих книгах Чичерин настойчиво полемизирует против позитивизма и дарвинизма с точки зрения метафизически истолкованного гегельянства.
*132 Козлов, Алексей Александрович (1831 - 1900) - профессор философии Киевского университета, спиритуалист, признававший действительное бытие только за миром одушевленных индивидуальных существ и боровшийся с этой точки зрения с материализмом и позитивизмом.
*133 Бердяев, Н. А. - философ реакционно-мистического направления. В первой половине 90-х годов примыкал к марксистам, затем перешел, по его собственным словам, "от марксистской лже-соборности, от декадентско-романтического индивидуализма к соборности мистического неохристианства". Бердяев был одним из участников "Проблем идеализма" и сборника "Вехи". В настоящее время Бердяев издает в Париже журнал "Путь", именующий себя "органом русской религиозной мысли".
*134 Трубецкой, Сергей Николаевич (1862 - 1905) - профессор философии Московского университета, редактор журнала "Вопросы философии и психологии". Главные труды: "Метафизика в древней Греции", "Учение о Логосе". По своим философским воззрениям Трубецкой был очень близок к Владимиру Соловьеву.